Катерли Нина - Окно
Нина Катерли
Окно
В нашей квартире все окна выходят во двор. И зимой, и летом, и в
плохую, и в солнечную погоду вижу я желтую стену, перечеркнутую
водосточной трубой, вижу чужие окна и, если подойти к стеклу совсем
вплотную, сверху - кусок неба. Вот по этому куску только и можно понять,
какая погода. По стене тоже иногда можно - в мороз она слегка серебряная,
в дождь почти черная, а когда светит солнце, еще желтее, чем всегда.
Окна мы открываем редко, только форточки. Незачем: двор у нас пыльный,
деревьев там нет. Вот когда моем окна весной и осенью, тогда открываем. И
все.
А в комнате отца окно не открывается никогда, там у рамы даже петель
нет. Отец протирает стекла сам, мокрой тряпкой.
Когда я была маленькой, мне не разрешали подходить к этому окну, да и
вообще в отцовскую комнату пускали редко. Там было неинтересно - горела
под потолком тусклая лампочка, со стен смотрели мимо меня незнакомые
пожелтевшие лица каких-то военных, старая географическая карта, утыканная
флажками, висела над письменным столом, а окно всегда пряталось за тяжелой
зеленой шторой.
Однажды - мне было тогда лет десять - мы долго ждали отца к обеду. Он
не пришел, и мы сели за стол вдвоем с мамой. Потом наступил вечер, я
сидела с ногами на диване и читала "Таинственный остров". Очень тихо было
в квартире - ни маминых шагов, ни шума воды на кухне, даже телефон молчал.
Я закрыла книгу, загнув угол недочитанной страницы, что было запрещено,
слезла с дивана и вышла в коридор. Мамы не было ни в кухне, ни в столовой,
ни в спальне. Я заглянула в комнату отца и увидела ее, облокотившуюся на
подоконник, неподвижную. Я подошла на цыпочках и встала за ее спиной. Край
шторы был отодвинут, за окном с черного неба смотрела большая круглая
луна. Она висела над поляной, покрытой выцветшей, белесой травой, над
невысоким деревенским домом на взгорке, над темными кронами каких-то
деревьев.
С минуту я смотрела на эту поляну. Мать не шевелилась, и тогда,
стараясь не скрипнуть половицей, я прокралась назад, к дверям, бегом
бросилась по коридору - на лестницу, спустилась и выбежала во двор. На
желтой стене - сейчас она казалась серой - горели вечерние окна, около
мусорных бачков разлегся на лунном пятне черно-белый помойный кот, грохот
трамваев врывался в узкое горло ворот и, пометавшись по двору, гас. Я
нашла на втором этаже наши окна. Вот - мое, вон там - столовая, а вон -
зеленая штора, она чуть отодвинута и там - мамин силуэт, лица не видно.
Дом у нас пятиэтажный, и окно смотрело прямо в стену напротив, в желтую
знакомую стену.
Часто потом я заставала маму одну вот так, у окна. Часто мы молча
сидели с ней рядом по вечерам или днем и смотрели на поляну. Теперь я уже
знала: деревья возле дома - тополя, поляна вся изрезана узкими канавами и
рвами, трава кое-где обгорела, рядом с домом валяется корнями вверх
засохшая береза без листьев, а в самом доме окна, неизвестно зачем,
заколочены досками.
Проходили годы, а поляна не менялась, здесь всегда стояло лето, и
тогда, когда за окном моей комнаты падал снег, и осенью, и ранней весной.
Листья на тополях всегда оставались зелеными, белый пух срывался с веток и
медленно кружил над поляной. А скворечник, прибитый к высокому шесту рядом
с домом, год за годом оставался нежилым, висел на одном гвозде вверх
ногами. Дверь дома была всегда закрыта, на поляне - никого.
Как-то мы сидели с мамой у окна поздно вечером в конце декабря, перед
самым Новым годом. Отца опять не было дома, он теперь уходил
