Катаев Валентин - Под Сморгонью
Bалентин КАТАЕВ
ПОД СМОРГОНЬЮ
Под Верденом погиб батальон французской пехоты. Он двигался ходом
сообщения, наткнулся на неприятельскую минную галерею и был взорван. Из
обвалившейся земли торчало лишь несколько штыков. Впоследствии французы
превратили эту ужасную братскую могилу в памятник: залили ее бетоном и
сделали надпись. Из бетона, среди венков с полинявшими трехцветными
лентами, косо торчали кончики заржавленных штыков.
Думая об этом, я всегда вспоминаю другой случай, у нас на Западном
фронте в 1916 году.
Батарея стояла на позиции под Сморгонью, слева от той самой знаменитой
дороги Минск - Вильно, по которой отступала из России армия Наполеона.
Дорога эта хорошо известна по картине Верещагина. На ней изображена лютая
зима, полосатый столб и аллея траурных берез. У нас же под Сморгонью в ту
пору была весна - конец свежего белорусского мая. С батареи мы видели
длинный ряд старинных кутузовских берез, ставших за сто лет гораздо толще
и выше. Кое-где порванные и расщепленные неприятельскими снарядами, они
радовали чистотой, молодостью зелени.
Вторую неделю на фронте было затишье. Воспользовавшись им, мы очень
хорошо замаскировали орудия молодым ельником, выкопали дорожки, обложили
их камешками, возле блиндажей вбили в землю скамеечки и столики, на
которых нарисовали шашечные клетки, - словом, превратили нашу батарею в
прелестный уголок. Затем мы вымылись, пришили пуговицы, починили амуницию.
Хорошенько вычистили травой бачки и миски и, наконец, разложив под ведрами
костры из можжевельника, стали всей батареей кипятить белье. А прокипятив
и накрепко выкрутив, не сразу стали развешивать его, чтобы неприятельская
воздушная разведка не обнаружила нашу батарею. На этот счет мы были
достаточно опытны. Мы терпеливо дождались, когда последний самолет
противника, окруженный вскакивающими значками шрапнели, скрылся в глубине
неприятельского расположения. Было отлично известно, что сегодня
неприятельские аэропланы летать уже больше не будут. Поэтому мы спокойно
раскинули все наши белые подштанники и рубахи по ельнику маскировки. В
ожидании, когда белье высохнет, батарея отдыхала и развлекалась.
Телефонисты пошли всей командой в поле играть в городки, или "скракли",
как они у нас назывались по-польски.
Канонир Власов, пожилой белобрысый солдат со скопческим лицом, владелец
единственной на всю батарею бритвы, открыл возле своего блиндажа цирюльню
и уже мылил холодным помазком жесткий подбородок своего взводного
командира, старшего фейерверкера Бондарчука, мужика по службе строгого, но
тщеславного, любившего, чтобы ему услужали.
Коротконогий разведчик по фамилии Ворона, пришедший из обоза первого
разряда, где помещалась команда разведчиков, повидаться со своим земляком
Прокошей Колыхаевым, плясал под балалайку и ходил на руках в кругу
молчаливо обступивших его зрителей.
Вольноопределяющийся Самсонов, голубоглазый юноша с Георгиевским
крестом, волоча за рукав шинель, шел под березы читать роман Федора
Сологуба "Мелкий бес".
Звероподобный, но добрый, как дитя,,чалдон Горбунов, только что
научившийся грамоте, со страшной медлительностью, жарко сопя и вслух
произнося слова по слогам, писал письмо в Тобольскую губернию дорогой
супруге своей Варваре Денисовне. Щербатый рот его был весь лиловый от
химического карандаша.
Согнув потные плечи с суконными погонами, Горбунов трудился над
уголышком тонконогого столика, за которым два орудийных фейерверкера
пятого и шестого орудий с молчаливой яростью и треск
